Нелегальное искусство и противостояние вандалов: фестиваль “Карт-бланш”
Немного фактов.
“Карт-бланш”, или как его еще называют “партизанский фестиваль”, начался 7 августа. Проходит он на некоторых контрастах: в прошлых годах работы на стенах появлялись почти одновременно с уже согласованной и полностью легальной “Стенографией” — в случае с этим фестивалем все сразу известно и, если можно так выразиться, прилично. Участники “Карт-бланша”, наоборот, никогда не раскрывают ни даты, ни даже примерные списки работ, а многие художники так и остаются неизвестными. В этом году по некоторым причинам Екатеринбург чуть было не лишился “Стенографии”, а вот художники-“нелегальщики” с трудностями не столкнулись и собрали средства самостоятельно, но, разумеется, не без помощи своей аудитории. Работы появляются внезапно, в самых разных местах: это может быть двор, рекламный стенд с афишами, кирпичная будка, асфальт.
Поиск работ. День первый.
Некоторые работы сразу же показались мне чересчур смелыми для нынешнего не самого спокойного времени, поэтому первым делом я направилась к ним, следуя точным координатам.
Пожалуй, самая провокационная работа, которая пропала на следующий же день, а то и на следующий час, изначально выглядела так:
Ну а через очень короткий промежуток времени это превратилось в самый настоящий минимализм:
То есть работу попросту сняли, не оставив ни малейшего намека на то, что здесь вообще что-то было. Хоть в этом не было ничего удивительного, однако небольшая горсть разочарования все же появилась. Кажется, что никто из прохожих даже и не знал об этой работе, ведь вокруг все было равнодушно и спокойно. А автор, кстати, предпочел остаться неизвестным.
Не теряя надежды запечатлеть что-то действительно интересное, я уверенным шагом иду за угол, по координатам именно там на таком же стенде должна быть еще одна работа. Первоначальный она выглядела вот так, незамысловато и весьма просто для понимания:
Но увы, снова неудача — кто-то безжалостно и бесследно содрал полотно, оставив лишь обрывки других афиш:
Если в случае с первой работой все более чем ясно, то тут возникает вопрос — кому же помешала простая надпись про камеру? Ведь в ней нет ничего такого ужасного и провокационного для общества. Я стояла посередине широкого тротуара и ловила на себе странные взгляды, когда фотографировала афиши концертов, которые давно прошли. У меня появилась устойчивая мысль, что если и следующая работа будет уничтожена точно так же глупо и жестоко, то я просто обязана разобраться в чем тут дело.
У меня было мало времени: скоро должно было начать темнеть, а мне нужно было найти хотя бы одно целое полотно или настенный рисунок. Я шла быстро, но сопротивляясь сильному ветру, перебегала светофоры на красный. Такая спешка была не столько из-за того, что в темноте будет сложно рассмотреть работы, сколько из-за страха, что я снова наткнусь на пустое место. Я пересекла набережную, обгоняя зевак, любителей вареной кукурузы, карманных кальянов, гироскутеров и лошадок, которые без остановки катали маленьких детей.
Уверенность была на все сто: такую работу уж точно должны оставить в целости и сохранности.
Но вместо ироничной картины о недалеком будущем осталось лишь пустое место:
На одном белом холсте лишь одиноко сидел большой паук, и больше ничего. Это стало походить на некоторый квест, интереса только добавилось, ведь неизвестные недовольные не могут успеть уничтожить все работы. Вместо разочарования меня переполняло чувства азарта, но мой телефон предательски начинал садиться, солнце уже было почти у самого горизонта. Времени у меня было не более получаса. Мне предстояло не только снова пройти через всю набережную, но и оказаться под одним из самых больших мостов города. Уверенным шагом в ботинках на каблуках я двинулась к цели.
Как бы я не спешила, но прибыть к Макаровскому мосту мне до захода солнца не удалось, поэтому пришлось искать работы, светя фонариком под ноги. Какие-то палки, размешанная грязь, железные прутья и горы строительного песка — все это мне нужно было с ловкостью обходить, чтобы не промочить обувь и не провалиться каблуком в какую-нибудь коричневую лужу. Я не думала о том, что мост еще недостроен и некоторые перекладины конструкции могут резко обрываться прямо над водой, я скакала по трубам, словно черепашки-ниндзя в мультике. Возле каждой колонны слышались смешки, непонятные крики и попсовая музыка: вечерние закрытые бюджетные пьянки для молодых в самом разгаре. Такие компании невольно вызывают опасение и даже страх, поэтому я старалась как можно более невозмутимо пробегать мимо них, но я больше чем уверена, что мой силуэт так и остался незамеченным в отблесках ночной реки.
И вот, в своего рода мостовых трущобах мне улыбнулась удача — я обнаружила первую работу, украсившую бетонную серость:
Изначально это была самая обыкновенная каменная плита. Может, она стояла в том же положении, может, ее каким-то образом специально передвинули. Найти ее оказалось не просто — “книга” вроде как сливается с расписанными стенами, поэтому очень легко ее попросту не заметить.
Следующее творение, наоборот, пропустить было сложно, но мне удалось это сделать, пока я озиралась по сторонам и вслушивалась в выкрики компаний людей вокруг. Несмотря на то, что рисунок выполнен в двух не самых ярких цветах, засчет размера и не совсем обычного стиля художника работу видно сразу, даже в темноте:
Довольно занимательно и то, что вода на рисунке с определенного ракурса как будто сливается с реальной рекой, поэтому кажется, будто человек прыгает именно в реку.
Если первые две работы выполнены под мостом, то последняя прямо на нем, на проезжей части, правда пока что не открытой:
Нет, мост неразводной, это не Питер. Но представим, будто бы это так, тогда игра слов очень даже в тему. Этой фразе единственной на мосту не повезло — через несколько дней очередной недовольный современным искусством испортил ровные и красивые буквы:
Надеемся, что некая Юля увидела поздравления. А у меня теперь имеется зацепка, благодаря которой можно узнать, кто же был так сильно возмущен фестивалем: вандал (а может, антивандал) оставил ник рядом со своим творением. Но вернемся к этой части небольшого расследования чуть позже.
День второй. Погоня за искусством по всему городу.
Погода отвратительная, дождь и ветер захватили город, одновременно с этим случился транспортный коллапс: трамваи едут не в ту сторону, маршрутки застряли где-то между перекрестками и светофорами в восьмибалльных пробках. Именно этот день я выбираю днем охоты на уличное искусство. Иду пешком по хорошо знакомой улице. Ругаюсь на себя за то, что за столько лет все еще не вылечила свой топографический кретинизм и, пряча в карманы пальто свои озябшие руки, иду на указанное координатами место. Смотрю на номера домов и понимаю, что улицы строили по какой-то нелепой системе: номера вразброс, совершенно не по порядку, а на многих стенах и вовсе табличек нет. Спустя какое-то время целенаправленной ходьбы, я вдруг понимаю, что мало найти нужный дом, необходимо найти укромное место, на котором художник совершил акт современного искусства. Но вот она, белая стена подъезда, черный портрет Лукашенко, пластмассовая дубинка и красный скотч. Моей радости нет предела, ведь вандалы нисколько не испортили работу, и даже скотч уверенно держится на мокрой и липкой от побелки стене!
Темы общественного недовольства, каких-либо протестов, митингов, революций и политики всегда были источником вдохновения художников, и участникам “Карт-Бланша” несколько повезло: волнения в Беларуси совпали по времени с датами проведения фестиваля, и как результат — действительно заслуживающая внимания провокационная работа. С этими мыслями я двинулась дальше.
Музыку в наушниках было решено выключить — ветер все время пытался их с меня сдернуть. Если верить картам, то следующее граффити должно быть всего в нескольких метрах. Обхожу вокруг жилой дом, послуживший полотном для предыдущей работы, попадаю на частный двор какого-то кафе, где у служебного входа, переминаясь с ноги на ногу от холода, курил человек в фартуке, видимо повар. Он смотрел меня с некоторым недоверием, словно на торт на витрине магазина. Я вернулась во двор, уткнулась в телефон, чтобы разобраться с картами, не замечая ничего вокруг. И вот, слышу предательское “хлюп”: наступила в грязь из песка и воды на детской площадке. Поднимаю голову, чтобы многозначительно закатить глаза и мой взгляд упирается прямо в электрощитовую будку, на которую нанесено граффити, которое я ищу. Забавно, весьма забавно. Не может не радовать, что это еще одна удача: эту картину тоже не успели закрасить.
“Холодный ветер с дождем усилился стократно, все говорит об одном, что нет пути обратно” — я про себя напевала первые строчки из знаменитой песни, и это стало моим девизом на день. Следующая локация была в трех километрах от меня, в совершенно другой стороне. Слава богу, я примерно знала маршрут. Иду медленно, все равно ноги уже устали, а пальцы рук окаменели. По мокрому тротуару ровно мне навстречу идет бабушка в голубом вязаном берете: “Девушка! Девушка, подскажите, Шейкмана 22 это в какую сторону? Мне нужен дом социальной защиты”. Она в растерянности останавливает меня, почти хватая за рукав моего пальто. Я стою с не менее растерянным видом, пытаюсь сообразить, видела ли я этот дом. Да ведь точно проходила мимо, но где? Пытаюсь объяснить как и куда нужно завернуть, но бабушка упорно мне доказывает, что именно таким путем она сюда и дошла, а загадочного номера “22” так и встретила. “Давайте я вас провожу” — со вздохом говорю я. Мне терять все равно нечего. Я иду молча, а бабушка все возмущается системе проектировки улиц и невидимым табличкам на домах. Довожу до светофора. Дальше, говорит, разберется.
Теперь я еще дальше от пункта назначения, но на душе стало теплее: как бы тогда эта милая бабуля попала в здание социальной защиты? Думая о том, что же ей там понадобилось, я ускоряю шаг в сторону картины, посвященной Богине Любви. У меня есть странная особенность: я прекрасно знаю город и умело ориентируюсь, но только по фотографиям объектов. Ни названия улиц, ни карты я не запоминаю. Поэтому ищу дворик по пейзажу на фотографии рисунка. Дворик оказался задней площадкой, пожалуй, самого знаменитого колледжа Екатеринбурга. Я была больше чем уверена, что от граффити не осталось ничего, ведь тема радуги и ЛГБТ у нас под запретом. Однако работа была не тронута, более того, возле нее стояла компания из девочек в черных гольфах и с покрашенными в неестественные цвета волосами. Они как будто стеснялись того, что в их руках сигареты, с интересом рассматривали радужную Богиню Любви.
Антония Лев одновременно спрятала и оставила на виду свое неоднозначное творение:
Кого же наказывать этой Богине? Тех, кто решился признаться в том, что он не как все и является частью ЛГБТ? А может, изображена вовсе не она, а кто-то, кто эту Богиню просит его наказать? Что ж, вопросы есть, а ответов нет, и автор предпочел не оставлять комментарии к работе, а позволить зрителям самим решать как понимать это произведение. А я прокладываю свой маршрут дальше.
Следующие локации находятся близко друг от друга, но очень далеко от того места, где я стою сейчас. Вспоминая свой личный девиз “нет пути обратно”, снова шагаю к цели. Я могла бы поехать на автобусе, но баланс на моей карточке говорил мне, что нет, не могу. Наблюдаю за серостью города, все дальше удаляясь от центра, слушаю как хлюпает мой правый ботинок. Карманы пальто уже не согревает руки, заряд на телефоне снова предательски быстро падает.
Где-то в конце длинной улицы, на стене, покрашенной в белый, мне снова улыбнулась удача в виде еще одного нетронутого граффити с неоднозначным смыслом. Фотографируя прямо посередине дороги я чувствую, как мои ноги начинают гудеть от усталости.
Я подбадриваю себя мыслями о том, что скоро я соберу полную коллекцию снимков работ фестиваля. Еще чуть-чуть померзнуть, еще чуть-чуть! На этот раз я решила проверить свою интуицию и к следующему пункту отправилась без карт, все равно ведь потеряюсь. Иду через печальные дворы, натыкаюсь на книжную лавку, где дедушка в кепке как у таксистов из фильмов времен СССР вешает на дверь табличку “РАСПРОДАЖА. ВСЕ КНИГИ ПО 50 РУБЛЕЙ”. Решаюсь заглянуть туда, но случайно мой взгляд падает за угол лавки и я натыкаюсь на еще одну трансформаторную будку, вернее, на граффити на ней и очередное послание, оставленное маркером. И меня вдруг осенило: именно это граффити я видела в аккаунте одного из неизвестных недовольных вандалов, именно эту надпись они оставили в качестве послания автору, Илье Мозги. Чувствуя себя детективом, я, довольная собой, фотографирую следы преступления, забываю про книги и иду дальше. Не знаю, сколько я прошла, но желание сдаться смутно, но уже проскальзывало в моей голове.
Здание районного ГУВД, возле него маленькая парковка для велосипедов, к которой присоединен электросамокат. “Вот оно, мое спасение!” — проносится за долю секунды мысль. Да, действительно, это один из тех самокатов, которые можно брать на прокат. Незамедлительно скачиваю приложение, снимаю противоугонный трос. Чтобы самокат поехал, надо заплатить. Телефон практически отключился, но я рискую это сделать. Отказ. Недостаточно средств на карте. Моей досаде нет предела, я со злости шагаю в несколько раз быстрее, окончательно теряюсь между застройками, между парками и узкими улочками. Смотрю лишь под ноги, куда приду уже не важно, рано или поздно все равно найду нужную мне работу. Слишком глубоко погружаюсь в свои мысли о том, какой все-таки мой город странный, большой и непредсказуемый, о том, что люди как муравьи, живущие инстинктами, идут только по хорошо изученным маршрутам, что все здесь как единый механизм из шестеренок: пока все маленькие детали действуют исправно, все в порядке и идет по плану. Из облака раздумья меня резко выдергивают топот и смех мальчиков, выбегающих мне на встречу. Они бегут из дворика, кто-то на детском велосипеде рассекает лужи, кто-то успевает на ходу бить палкой по кустам клена. “Бежим быстрее! Никого не ждем!” — с этими выкриками дети почти уронили меня на землю и скрылись где-то за углом. Выходит сердитая женщина, хромая на одну ногу, смотрит на меня и говорит: “Наверняка, подожгли помойку, маленькие бараны!” Я лишь ухмыляюсь в ответ и иду дальше. Через пару метров натыкаюсь на ту самую черную стену, которую так долго искала. Она не уничтожена, не поцарапана, не закрашена и не перечеркнута, настоящая “русская радуга” прямо передо мной. Взбираюсь на булыжники, составленные башенкой возле этой стены, выбираю ракурс для фото и радуюсь своей маленькой победе.
Миша Гудвин, автор этого граффити, высказался насчет своей работы, и эта “русская радуга” стала, пожалуй, одной из самых известных работ на всем фестивале:
Автор видит в этом черно-белом рисунке два смысла, и первый зашифрован в том, что вместо привычных цветов он использует их обозначения из фотошопа и других графических редакторов, чтобы показать как могут интерпретироваться цвета через призму цифровизации. Второй смысл намного популярнее первого и относится к уже болезненной и громкой теме ЛГБТ. Сам Миша в посте со своей работой в группе “Карт-бланш” объясняется на этот счет так: «Изображая радугу без цветов, я акцентирую ее необоснованную табуированность. С годами цензура только усиливается: запрет на пропаганду ЛГБТ, поправки в конституцию, касающиеся брака, агитационные про-государственные ролики. Такая политика будто бы накладывает запрет на сами цвета, что порой приводит к абсурду.»
Дождь поднакопил свои силы и начал капать в несколько раз сильнее, я прячусь под крышей здания детского танцевального кружка. Понимаю, что я голодная, что надо как-то отсюда выбраться и добраться до еще как минимум двух локаций. Не знаю, где здесь ходит транспорт, зато хорошо знаю, что пешком я уже точно не дойду, а если и дойду, то только к утру следующего дня. Решаю не ждать пока станет немного посуше и снова иду наугад. Обхожу витрины с цветочными магазинами, где запотели стекла, наблюдаю за движением пустых трамваев. До меня доносятся запахи картошки фри и узбекской шаурмы из киоска, сопротивляться голоду бесполезно. Решаю зайти в продуктовый супермаркет и найти дешевую булочку, а может даже шоколадку с орешками. Задумчиво брожу по торговым рядам и не замечаю, что обошла весь магазин, зато согрелась. Возле стеллажа с различными колбасами стояла женщина с полными пакетами и сумкой наперевес. Заметив меня, она нерешительно ко мне обратилась со словами: “Девушка, не могли бы вы помочь найти мне докторскую, от Черкашина? Видите, руки заняты, на пол ставить не хочу, грязно же.” Ищем вместе эту колбасу, сравниваем цены, читаю вслух состав и дату производства. Вроде бы нашли то, что было нужно. Получаю в свой адрес много благодарности и удаляюсь к булкам, беру самую дешевую, расплачиваюсь, дохожу до небольшого сквера и в полном одиночестве и противном холоде съедаю свой скудный обед. Зато интересно, даже весело. Ловлю себя на мысли, что мне, в общем-то, все нравится. Не без труда нахожу нужную остановку и даже умудряюсь влезть в переполненный автобус. Не зная точно, где мне выходить, я конечно же проезжаю свою остановку; теперь вместо паники досада. Возвращаюсь по привокзальным улицам, но карты приводят меня в тупик. Методом тыка, а вернее, методом шага ищу хоть что-нибудь. Телефон пока живой, не отключился, а вот мое тело, боюсь, скоро точно отключится.
Вижу, наконец-то я вижу эту белую стену с наскальной перепиской, взбираюсь на холмик и трясущейся рукой нажимаю на кнопку камеры. Развитие событий относительно этих граффити весьма интересно: все те же охотники за стрит-артом испортили арт-объект красным баллончиком, но нашелся участник фестиваля, который переиграл вандализм, и тем самым вышла некоторого рода переписка между противниками:
В ходе партизанского фестиваля было представлено огромное количество работ, среди которых встречаются экспонат, играющий со светом и тенью, высеченное на камнях слово “Жизнь” и даже граффити с дополненной реальностью, ну и еще множество художественных картин на стенах города.
По следам (анти)вандалов.
Выше уже говорилось о том, что благодаря оставленному нику аккаунта в “Инстаграме”, выйти на неких охотников за уличным искусством оказалось значительно проще. Как же их все-таки будет правильнее всего назвать: вандалами? Может, анти-вандалами? Просто недовольными? На мой взгляд, дать однозначный ответ сложно, ведь есть те, кому нравится подобное преображение города, а есть те, кто уверен, что ничего не нужно рисовать, писать, клеить и вырезать на камнях. Для кого-то “Карт-бланш” это одно из мероприятий, делающих жизнь Екатеринбурга ярче и интереснее, но есть люди, которые думают совершенно иначе.
Я решила собрать все элементы пазла в единую картину. Молодой человек, записанный в “Инстраграм” как hyundai___solaris___, выкладывает в свой профиль фотографию на фоне испорченного граффити, в описании отмечает известного художника Илью Мозги, с довольно резким обращением:
И именно это граффити мне удалось случайным образом обнаружить в одном из дворов. Что это была за работа — неизвестно. Возможно, она не вошла в список работ “Карт-бланша”, но факт остается фактом: есть люди, которые по каким-то причинам испытывают неприязнь к подобного рода граффити.
Вспомним про тот самый аккаунт necnfest, указанный рядом с поздравлением неизвестной Юли. Он оказался полностью посвящен тому, как некие активисты избавляют город от ненавистного стрит-арта. Выясняется, что противник Ильи Мозги, о котором говорилось выше, является одним из участников этой компании. На вопрос зачем же баллончиками краски писать свои послания поверх граффити он ответил просто и бесцеремонно: “Они надоели, сука, везде.” А вот аккаунт всей банды сначала просто проигнорировал вопрос, а затем, спустя несколько недель, все-таки дал односложный ответ: “Мы любим всех.” Но если немного почитать комментарии под постами, то в принципе станет ясна причина их “антивандальных” действий:
Да, со стороны может показаться, что у этого движения благородная цель — очистить город от уродского стрит-арта, не допускать порчи памятников культуры. Примечательно также и то, как в одном из постов активисты писали, что “портить” работы необходимо изящно и обязательно нужно иметь индивидуальный подход в борьбе с творчеством каждого уличного художника. Но достаточно просто посмотреть на фотографии их “спасения” от гнетущих граффити, и сразу становится понятно, что все в точности наоборот. Ни о каком индивидуальном и оригинальном способе уничтожения работ нет и речи: активисты движения просто черкают маркерами или баллончиками с краской, отмечая в своих постах авторов работ, которые они с гордостью испортили, ну или же отковыривают, царапают или завешивают уличные картины. Получается, что “волонтеры” ничуть не лучше обыкновенных вандалов. Кроме того, они уверены, что не только им, но и вообще всем такой стрит-арт не нужен и что он может вызывать только отвращение и неприязнь.
Обо всех сделанных работах на фестивале пока еще неизвестно, однако организаторы официально сообщили о том, что “Карт-бланш” подошел к концу; художники разъехались. Ну а нам остается только ждать новых оригинальных работ на стенах Екатеринбурга и новых противостояний, только уже через год.
Еще один день в качестве бонуса.
Игорь Костриков вместо традиционного способа творить уличное искусство с помощью стен и красок решил где-то в поле возле города Верхняя Пышма подстричь траву в надпись “кошу под художника”.
Идея замечательная, и главное, качественно реализованная. Как только я увидела новость об этой работе, меня тут же посетила мысль немедленно ехать туда и проверить как это выглядит на земле, а не с воздуха. Смотрю маршрут: вроде, все предельно просто, сначала на маршрутке, потом на пригородном автобусе, а затем вдоль трассы через кладбище и старый монастырь выйти к тому самому полю. Карты говорили о примерном времени маршрута в 1,5 часа. Погода наладилась, поэтому я в летних шортах, в любимой черной походной футболке и с литром воды выдвигаюсь без тени сомнений, что найти поле мне точно удастся.
И вот я уже в маршрутке, засыпаю в ней, сонная выскакиваю и сразу же залетаю в автобус. Бабушки с цветочными горшками, сумками с банками под соления, с вазами и кувшинами, с рюкзаками и пакетами обсуждали последние новости своих подруг, родственников и соседей, причем так, словно каждая из них была знакома со всеми пассажирами автобуса. Невольно вслушиваюсь в разговоры и спокойно смотрю в окно. Автобус едет не по маршруту, остановки называются неправильно: центральную дорогу закрыли на ремонт, теперь все в объезд. “Ну да, кто бы мог подумать, так неожиданно, что снова все пошло не по плану и я снова вляпалась” — думаю я с большой досадой, стоя на пустой остановке с видом на огромную каменную церковь.
Пахло деревенской сыростью, травой и переспелыми яблоками. Тишина и полная глушь, как выбираться нет ни единого понятия. Снова карты, и снова они ведут меня не туда. Иду вдоль дороги со свежим асфальтом, возле меня крутятся две бездомные, но довольно упитанные собаки. По асфальту идти не удается: подошва прилипала к нему. Идти вдоль него тоже плохая идея: грязь еще не высохла после дождей и меня затягивало в трясину. Начинают громко звонить колокола той самой церкви, небо начинает сильно хмуриться, поднимается сильный ветер. Пейзаж как в книге эпохи романтизма, и главное, вокруг ни души, кроме тех двух собак. Вода закончилась, зато я нашла куст облепихи. Ягоды оказались кислыми и пить захотелось еще больше.
И вдруг вижу: возле пустой и еще закрытой дороги стоит совсем маленький магазинчик, в который я сразу же забегаю. В нем пахло кислым молоком и размороженным холодильником, все полки почти пустые и единственная продавщица сидела с невозмутимым, но довольно добродушным видом. Хватаю бутылку воды, оплачиваю и иду дальше.
Постепенно меня выводит к трассе, уже работающей, но пока что машин не так много. Если верить карте, то мне следует идти точно так же прямо еще минут двадцать, затем немного свернуть влево и я выйду в поле. Но чем дальше я иду, тем сильнее становится поток машин, полос становится все больше. Но я не придаю этому значения, свято веря картам; иного выхода нет.
Зря я их послушалась — уже через несколько минут я оказываюсь на маленьком островке посреди огромного потока машин, фур и грузовиков, которые едут в разные стороны. Перейти дорогу ни на одну сторону невозможно: от меня останется лишь небольшое пятнышко на асфальте в качестве напоминания. Возвращаться обратно тоже смысла нет, ведь другого пути ни в город (можно было приехать сюда из Екатеринбурга, но обратно автобусы с этой остановки не шли), ни на поле не придумали.
Я в полной растерянности, пытаюсь уловить момент и перебежать хотя бы на обочину, но понимаю, что ничего не выйдет — там стоят ограждения. Легкий приступ паники уже наступает мне на пятки. Возле меня останавливается заниженный тонированный ларгус, опускается окно и я вижу как два парня в темных очках машут мне, приглашая в салон их замечательной машины. Я жестом посылаю их на все четыре стороны и думаю дальше как выбираться с проезжей части. Приближаю карты, изучаю маршрут и приходит осознание, что до поля я не доберусь, ну по крайней мере, живой точно. Весь путь до него лежит не возле трассы, а по ней самой, пешеходных дорог просто не предусмотрено. Я оглядываюсь назад и меня окутывает ужас: абсолютно черное небо приближается ко мне с неистовой скоростью. Я понимаю, что уже не до поля нужно добираться, а домой, и желательно не на скорой помощи. Ближайшая остановка, на которой можно уехать в город, находится дальше по трассе. Срываюсь и перебегаю проезжую часть на участок дороги, где машин меньше всего, иду вдоль обочины и вижу, что она заканчивается, а затем громадный и очень быстрый поток фур. Перейти на другую сторону, повернуть на спуск с этой трассы, вернуться назад — ничего из этого мне никак не удастся сделать, меня просто снесет какая-нибудь машина.
Момент выжидаю мучительных минут десять, паника становится все сильнее, ободряю себя мыслями, что это скоро закончится, что я никуда не денусь и выберусь отсюда рано или поздно. Возле меня останавливается еще одна машина, чтобы повернуть именно туда, куда мне нужно, и я сломя голову пытаюсь ее догнать, но меня не видят и уезжают. Сама того не осознавая, я просто перебегаю широкую трассу и остаюсь жива и даже невредима. Сердце стучит с бешеной скоростью, дождь уже льет с еще более бешеным усилием, но я улыбаюсь, бегу в сторону остановки, в сторону дома. Забегаю под дырявую крышу и жду заветный спасительный автобус. Приехал. Еду домой. Приключение удалось.
Иллюстраторка: Софья Почтенная
Редактор: Ильдар Мухамадеев